Северные широты*.Ч1

— Хороший ход, я всё думал, догадаешься ли ты. Ты заметно лучше стала играть с прошлого приезда.

— Не все же тебе меня обыгрывать, Лукас, — Дейдре тепло улыбнулась дядюшке.
Уволившись с работы, она столкнулась с простой и незамысловатой истиной — свободное время способно быть не только благословением, но и проклятием. Просидев в Ступице несколько недель и навестив родителей, Дейдре оформила срочную визу, собрала вещи и уехала в Канаду, к родственникам.
Строго говоря, Лукас не был ей родным дядей. Муж тетки Луизы, он всегда тепло относился к ней, а в компании непоседливых кузин Рождество обещало быть светлым и суматошным праздником. Именно тем, в чем Дейдре нуждалась сейчас.

Лукас смотрел на неё и думал: "Почему ты такая грустная, девочка? Кто тебя обидел? Что тебя огорчает? И беспокойная стала".
А вслух спросил лишь:
— Что дома, как отец?

— Папа недавно вернулся из Гонконга. Похоже, начальство никогда его не отпустит. Да и как без него, ума не приложу. Ходит весь надутый своими государственными тайнами. Передает тебе огромный привет, ругается, что давно не приезжал, — Дейдре занесла руку над доской и задумчиво оглядела диспозицию. — От мамы тоже привет, — коротко добавила она.

— А вот сейчас, милочка, ты совершила глупость. Я похожу вот так, а ты думай, как будешь выбираться, — он задел локтем стеллаж и поморщился. — Три женщины в доме, а пыль вытереть некому!

— Почему три? Четыре, — пробормотала Дейдре, размышляя о следующем ходе.

— Так тебе девчонки не написали, значит. Бонни ушла жить к своему кавалеру — это такой, знаешь, белобрысенький юноша по фамилии Снорк. Из семейки местных богатеев.
По тону Лукаса явно было заметно, что этих богатеев он не одобрял.

— Большая и чистая любовь? — с несвойственной ей едкостью поинтересовалась Дейдре. — И давно она?

— А какой же ещё быть любви в юности? Я, конечно, не таким представлял себе достойного моей дочери парня, но кто меня спрашивал, прежде чем влюбляться? Для неё он самый хороший. До первой ссоры, надо понимать. А там поглядим.
— Ты слишком снисходителен к дочери, — Дейдре нахмурилась каким-то своим мыслям. 

— А ты что-то больно строга стала. И грустная очень. Что-то случилось, Дейдре? Мне рассказать можно, у меня четыре дочки, и у каждой девичьи секреты, и каждая рассказывает. Но, если не хочешь, я не настаиваю.
— Правда? Наверное, устала. Перелет, таможня. Не волнуйся, у меня все хорошо. Все в порядке. 

— Что означает: "Добрый дядя Лукас, иди к чёрту!" — проворчал Лукас, передвигая очередную фигуру. — Ну, кажется, ничья. А могла бы и выиграть, Дейдре! Ладно, к чёрту, не к чёрту, а в паб мне уже пора идти. Скоро явится Катрин — требуй, чтоб развлекала тебя как следует, устроила на ночь подобающе. У неё ж теперь половина комнаты пустует.

"Кажется, я разучилась выигрывать, дядя," — подумала Дейдре. Соблазн припасть Лукасу на грудь и рассказать о своих горестях был ох как велик. Однако, рассудив, что чужие переживания ему ни к чему, своих хватает, она натянуто улыбнулась:
— Непременно. Пусть старается за двоих. Мы еще и пыль вытрем.

***

— Проходи, не обращай внимания, у меня бардак, — собственно, у Катрин всегда был бардак, и она всегда трогательно за него извинялась. Хотя на этот раз в её комнате был практически порядок, ведь пяток присохших к столу чашек — это сущие мелочи по сравнению с сохнущей палаткой, чумазыми канами или разбросанными всюду деталями велосипеда.

"Сколько помню Катрин, она всегда такая, — улыбнулась про себя Дейдре. — Тетя Лу всегда жаловалась, что это не девочка, а парень в юбке".
Впрочем, спроси ее без обиняков, Дейдре, не задумываясь, ответила бы, что да, именно эту кузину она любит больше всех. 

— Па сказал, что накормил тебя какими-то жуткими закусками из паба, да? Скажи честно — ты их ела или делала вид? А то можем пиццу заказать.

— И вовсе это не были жуткие закуски, — нахохлилась Дейдре. — Твой Па отлично готовит. Хотя, учитывая, что еда из паба у вас практически каждый день… — она закатила глаза. — Ты сама-то не голодная? А то правда, давай тебе пиццу закажем.
— Не, я всегда пользуюсь возможностью ужинать не дома. Только когда и правда задерживаюсь по учёбе, чтоб не обижать Па. Как тебе его сырно-рыбные тарталетки? Мы их последние два месяца едим. Па совершенствует рецепт! 

— Не привелось. Два месяца, говоришь? Боюсь, тогда мне не отвертеться, — девушки заговорчески похихикали.
— Ладно, боги с ней, с едой этой. Расскажи, чего нового у вас тут творится. 

— Па, наверное, уже рассказал про Бо? Заметила, переживает ужасно? Хорохорится, ясное дело, но тяжко ему. И тревожно, всё-таки Бо всего лишь семнадцать лет. Когда я ему помогала украшать паб к Рождеству, он разговорился и признался, что чувствует себя старым и бесполезным. Что дочери выросли, а он и не заметил. Жалеет, что мало уделял нам времени — это наш-то Па! Рюкзаков нет, заметила? — Катрин махнула рукой в неопределённом направлении. — Это мелкие утащили, Мири и Френ. Отправились в поход, к землям каматари. Я, кстати, тоже весной собираюсь, мы хотим найти могилу моряка, открывшего наш остров. Эй, Дейдре, ты меня что-то не слушаешь, что там у тебя? 

— Хм, меня вот больше интересует, что там у тебя! — Дейдре, многозначительно кивнула на извлеченный на свет Божий охотничий нож, беспечно валяющийся прямо над изголовьем кровати Катрин.

— Нравится? В Торонто за ним ездила, у нас же тут не найдёшь нормального снаряжения. Зато теперь всегда со мной мой маленький и самый верный друг.

Катрин сама невольно заметила, что говорит о ноже, как о мужчине. И поняла, что от Дейдре это тоже не ускользнуло. 

— Нравится? Нравится? Картин, ты головой иногда пользуешься? Хотя бы время от времени? Ты хоть понимаешь, что это холодное оружие? На него, вообще-то, разрешение нужно иметь. Мало того, держать специализированное снаряжение без чехла, чуть ли не под подушкой? Ну, знаешь…

— Кузина, а теперь давай честно. Ты на моём месте вела бы себя точно так же. Какое разрешение в нашей глуши? Да его тут показывать некому. Но ведь, скажи, хорош?

    

— Это только кажется, что место имеет значение, — Дейдре отложила нож. — Может быть, это ружье никогда не выстрелит, а может, из него пристрелят твоего соседа. Жизнь не так проста, как кажется, Катрин. Никогда не знаешь… что тебя ждет. Убери нож, прошу тебя. Зачехли. И не бахвалься им, раз уж разрешения у тебя нет. Даже невзирая на то, что он действительно хорош.
— Дейдре... Ты говоришь, как человек, которого недавно крупно подставили. Мне даже страшновато стало. 

Дейдре ничего не ответила, и Катрин поняла, что попала в точку, но настаивать и допрашивать не стоит. Возникла неловкая пауза, на протяжении которой кузины рассеянно разглядывали комнату: велосипед на стене, кучка дисков на столе, плакат с Че Геварой, Тоторо с отколотым ухом на полочке и гитара.

Наконец Дейдре встала и, выбрав наиболее подходящий ей предмет, коснулась гитары.
— У меня все в порядке, Катрин, — словно мантру, произнесла она, — тебе показалось. 

Она дотронулась до струн, и гитара, признавая в ней человека, способного извлечь из меди и дек чуть больше, чем три походных аккорда, в ответ мягко зазвучала.

— Можно мне? — тактично осведомилась Дейдре.

— Ой, она, наверное, не настроена... Но, конечно, бери, бери!

Дейдре кивнула и, украдкой стряхивая пыль, утащила свою добычу на кровать. Немного повозившись с колками и струнами, настроила гитару. Та, к слову, оказалась абсолютно неубиваемой — несмотря на слегка вздувшуюся от влаги боковую деку и явный след от прыгнувшего уголька, гриф, абсолютно ровный, словно бахвалился ровным рядом порожков, а сам инструмент прекрасно держал строй.
Дейдре удовлетворенно вздохнула и заиграла детскую песенку, от первых же звуков которой Катрин довольно рассмеялась. 

— Это нам ещё мама пела. Помнишь?
И Катрин затянула куплет, неуверенно, с трудом припоминая слова, но красивым, неплохо поставленным голосом.
— Помню, — улыбнулась Дейдре. Но подпевать не стала. В отличие от Катрин, она стеснялась петь, хоть и время от времени писала песни, исполнение которых всегда откладывалось на неопределенный срок.
Следом за песенкой прозвучало еще несколько довольно известных мотивов.
Убедившись, что руки свободно ходят по грифу, Дейдре незаметно для себя принялась наигрывать мелодии, которые некоторое время назад сложились в ее голове. Ее взгляд затуманился, и Катрин поняла, что кузина ушла в мир своих мыслей. 

Странная музыка, одновременно тревожная и печальная. У Катрин защемило сердце — интересно, что случилось с её кузиной, что заставило её играть и сочинять такое?

Но спросить напрямую Катрин не рискнула —  слишком уж давно она знала Дейдре, чтобы надеяться на ответ. 

— Вот, как-то так, — сказала Дейдре и отложила гитару. — Кажется, гость хозяина выселил. Ты сама-то не хочешь сыграть?

— Ты знаешь, как я играю — только если просят спеть, а играть больше некому. А вот петь я сейчас точно не буду — в горле пересохло и жутко хочется чаю. Тебе тоже принести.
Последнее её утверждение даже не пыталось замаскироваться под вопрос. Катрин знала, что от крепкого, правильно заваренного чая Дейдре нипочём не откажется. 

***

— Так когда твоя экспедиция? — спросила Дейдре, с удовольствием потягивая теплый напиток из аляповатой, а оттого еще более уютной кружки.

— Весной, попозже. Когда горы малость подтают и подсохнут.

Катрин перебралась на кровать, поближе к кузине. Она видела, что Дейдре взаправду интересны её рассказы, что это не просто способ переменить тему. Та впервые за весь вечер стала похожей на себя — себя прежнюю.

— А что, разве могила первооткрывателя острова еще не найдена? — удивилась Дейдре. — А потом, эти ваши аборигены, — они не опасны?
— Это скользкая тема, понимаешь ли. Доподлинно известно только, что остров открыли моряки. И кое-кто из историков даже называет имена. Но имена разные, данные путаются. То говорят, что первооткрывателем был Сэмюэльсон, а я беру детскую книжку и читаю в ней, что Сэмюэльсон вёз полный корабль пассажиров, около полутора сотен семей. В никуда? Простите, не верю, — Катрин от волнения привстала. — Есть Джонс, с ним вроде бы всё гладко, пока не начинаешь сверять даты, а тогда получается, что первая встреча колонизаторов с каматари состоялась раньше, чем первая высадка на остров. Бред! И знаешь, как раз по словам каматари, где-то в горах есть старые, очень старые могилы, причём могилы европейцев, с английскими словами, высеченными на камне. Если верить каматари, то эти европейцы были похоронены задолго до Сэмюэльсона и уж тем более Джонса. Ох, кажется, я тебя совсем заговорила! — добавила Катрин. 

— Вовсе нет, — Дейдре непроизвольно зевнула, заслужив ехидный смешок со стороны кузины, — а еще я подумала, что знаю кое-кого, кто смог бы говорить с тобой часами…
— Мне жутко интересно, кого ты имеешь в виду, но мы с тобой обе уже зеваем, так что пошли, покажу твоё лежбище.
— Пошли, — согласилась Дейдре. 

***

Катрин провела Дейдре на вторую половину комнаты, в царство Бонни. Махнула рукой в сторону дорожной сумки кузины, которую Па уже заботливо отнёс на кровать. Дейдре тихонько хмыкнула при виде ночнушки с медвежонком.

Катрин заметила это и сказала:
— Ну вот. Это Бонькина комната, тут тебе многое придётся не по вкусу, но, увы, она ещё не успела забрать все свои вещи. 

— А может, я в гостиной, на диванчике посплю? — предложила Дейдре.

— Понимаю, что это явно не комната твоей мечты, но позволь тебе напомнить, что спать ты будешь с закрытыми глазами и всего этого ужаса не увидишь.
Дейдре посмотрела: и правда, ужас. На столе гора косметики, на кресле розовый заяц. Но деваться было некуда. 

— Ладно, ты права, — вздохнула Дейдре. — Заодно будет стимул побыстрее заснуть. Спокойной ночи, сестренка.
— Спокойной ночи. Крепче закрывай глаза, а то приснятся розовые медвежата.
С этими словами Катрин ушла на свою половину комнаты и завозилась там, укладываясь. 

И Дейдре осталась одна, если не считать компании плюшевого медведя, розового зайца и своей дорожной сумки.

***

"А все-таки хорошо, что я приехала, — подумала Дейдре. — Здесь все так… по-другому".
Люди, атмосфера, сверкающий снег, свежий ветер, загадочные каматари и не менее таинственные первооткрыватели острова, а главное, понимающие и ненавязчивые в своем гостеприимстве родственники — все это рождало ощущение самобытности этого места, ощущение другого ритма и образа жизни, присущего только Северному Дюйму. 

— Ну что, спать? — кивнула она своему плюшевому соседу.
За время пути дорожный несессер, как оно часто водится, переместился на самое дно сумки, и Дейдре вынуждена была перерыть все ее содержимое. В какой-то момент ее пальцы коснулись бумажного конверта. Дейдре замерла. Она нашла письмо в почтовом ящике перед самым отъездом, и поэтому конверт не успел присоединиться к некоторому количеству своих собратьев, пришедших разом несколькими днями раньше. Она и сама не знала, почему хранит его письма, но тем не менее выбросить их не поднималась рука, а прочесть не позволяла гордость. 

"Не хочу сейчас!" —  она сердито отбросила от себя сумку. Напуганная звуком за стенкой вопросительно подала голос Катрин.
— Все хорошо, — успокоила ее Дейдре.
"Все просто замечательно". 

"Так нельзя, пора уже завязывать с этой историей. Хватит! Может, я зря не рассказала Катрин? Может быть, мне просто нужно как следует выплакаться? И тогда полегчает? Но Катрин еще ребенок… Она не поймет. Нет..."
Дейдре вздохнула. Рэй, единственный вменяемый кандидат на подобный разговор, уехала с Роном куда-то на север, да и, к тому же, Дейдре чувствовала, что она ее выбора не одобряет и вопреки здравому смыслу явно сочувствует Рашиду. 

"Стокгольмский синдром**" — фыркнула Дейдре и машинально потянулась к девичьей косметичке, которую Бонни забыла на столе. Из-под розового полупрозрачного материала просвечивал студенческий билет. Дейдре невольно хихикнула —  забрать одежду, вещи и обувь, но не взять документы —  этот поступок был до смешного типичен для младшей кузины.

Она вытянулась на кровати, всячески стараясь не задеть медвежонка на ночнушке. Это же надо, два настолько разных человека вынуждены делить пополам комнату, быт... Как они договаривались между собой, например, о том, какую музыку слушать?

Эта мысль согрела и успокоила Дейдре. Действительно, как? Она пообещала себе, что завтра обязательно порасспрашивает Катрин, как им это удавалось.
Она откинула покрывало и философски покивала сама себе, обнаружив под ним еще одного медведя — на пододеяльнике. 

"Не иначе, приснятся розовые медвежата. К гадалке не ходи".

***

Между тем, шевеление за стенкой утихло, и Дейдре, беря пример с кузины, твердо вознамерилась встретиться-таки с Морфеем и даже безропотно надела медвежачью ночнушку.

Но сон не шёл.

Никак.

Катрин подумала в полудрёме: "Как же приятно снова слышать все эти шорохи". Её, если честно, угнетал вид разорённой Бонькиной светёлки и полупустого стеллажа, гробовая тишина по вечерам...

Шорохи не прекращались, Катрин поняла, что Дейдре вертится в кровати без сна.
— Жалеешь, что не устроили тебя в гостиной? 

— Ты просто мысли мои читаешь! — Дейдре довольно бодро вскочила с кровати. — Сна ни в одном глазу.

"Переговариваемся через шкаф, хотя его можно просто обойти, в два шага, — хмыкнула про себя Дейдре, — но нет! Так интересней!"
— Ладно, полуночница, — раз уж ты такая бодрая, расскажи, что завтра делать будем? — поинтересовалась тем временем Катрин.
— Пока не знаю. А у тебя какие планы? 

— Мне нужно к подруге. Дело небольшое — отнести фотоаппарат, но времени может съесть много. У неё на дому, понимаешь ли, парикмахерская.
Хочешь со мной? Заодно твои русалочьи локоны подравняет? 

— Соглашайся, меня тоже она стригла, а ты ведь сразу после "здрасьте" сказала, что тебе нравится моя новая стрижка.

— Не уверена, — с сомнением протянула Дейдре. — Все-таки я с двенадцати лет не стригла волосы, только кончики подравнивала. И всякий раз бой с парикмахером…

— Алекс гений, я тебе точно говорю. Продала квартиру в Торонто, чтоб заплатить за уроки парикмахерского искусства у какой-то сумасшедшей француженки из Монреаля. Переехала к нам, потому что оставшихся денег хватило только на крохотную конурку в нашей глухомани. И искренне верит, что рано или поздно откроет в Северном Дюйме первый салон красоты. Тогда давай так — ты просто пойдёшь со мной и посмотришь, а там как захочешь.
— Ладно уж, поглядим на твою Алекс. Но если она будет ко мне подкатывать со словами "каре" и "модельная стрижка", я покажу что-нибудь из профессионального арсенала, так и знай!
— Ух, какая ты суровая. Пошли лучше чай пить, гроза парикмахеров, всё равно спать неохота.
Дейдре согласно кивнула. 

***

* Начинаем совместный проект с Холькой. Безумно рада этому событию.  Город-побратим Ступицы, Северный Дюйм, в котором и происходит действие в этой рассказке, к вашим услугам. Вскорости здесь появится ссылка на ресурс в интернете, где будут обитать жители Дюйма.
Сюжет рассказки — Холька, фото — Холька и Gilar, реплики Дейдре — Gilar, остальные — Холька.

ПС: Картин и Харука не имеют ничего общего, кроме знакомых, они просто похожи

**Стокгольмский синдром — защитно-подсознательная "травматическая связь", возникающая между жертвой и агрессором. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном итоге отождествляют себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения "общей" цели. После освобождения выжившие заложники могут активно поддерживать идеи захватчиков, ходатайствовать о смягчении приговора, посещать их в местах заключения и т. д.

Комментарии:

Страницы: 1  2  3

 

• Главная
• Новости
• Галерея
• Каталог момоко
• Коллекция
• Статьи
• Творчество
• Ссылки
• Гостевая

Копирование данных возможно только с разрешения автора.