— Боюсь мне нечем вас порадовать, — с порога заявила Наяма. После яркого уличного солнца освещение допросной показалось ей особенно тусклым, а пространство — на диво ограниченным.
— Я провела ряд следственных экспериментов. Договора, субподряды, свидетельские показания — все как один повторяют ваше имя, — она с достоинством уселась за стол, небрежно бросила на горизонтальную твердь штатную черную папку и в упор посмотрела на своего собеседника. — Как будто бы и не было никакого Германа Айтшера…
— Скажем так, Наяма, я ничуть не удивлен, — сказал Рашид, беспечно раскачиваясь на стуле.
— Не вижу никаких причин для хорошего настроения! — нахмурилась Наяма. — Пока что вам светит срок, и немалый.
— А если я скажу, что истово верую в силу и беспристрастность нашего правосудия? — Рашид слегка поклонился следователю. — Неужели мне не положено никакого послабления за это? Я даже могу без запинки произнести символ веры: "Руки за голову!"
— Прекратите балаган! И оставьте в покое стул! — начала сердиться Наяма.
— Есть, мэм! Я весь во внимании! Я готов! Я жду ваших драгоценных вопросов! — отрапортовал Рашид.
— Хорошо, — Наяма проигнорировала подначку и открыла папку с делом. — Некто Паоль Хорр утверждает, что именно вы являлись заказчиком "садового украшения", отлитого в его мастерской весной этого года. К счастью, он аккуратно ведет свои дела, и обнаружить его экземпляр договора и чеки, подтверждающие факт оплаты, не составило труда. А особенно лакомым кусочком является постадийка процесса изготовления предмета, заснятая исполнителем, — предмета, столь похожего на "Артефакт Элдингов", фрагменты которого найдены в шахте близ Хашора. Результаты экспертизы — лишь вопрос времени, Рашид. К тому же, помимо Паоля, есть два свидетеля из мастерской, узнавших вас и вашего так называемого брата, — Наяма сделала паузу, давая подозреваемому возможность осмыслить услышанное. — Признаете ли вы факт вашего участия в подготовке научной фальсификации? — вопрос прозвучал резко и прямолинейно.
— Наяма, — Рашид вмиг посерьезнел, перегнулся через стол и внимательно посмотрел ей в глаза, — сдается мне, что вы задаете мне этот вопрос исключительно как обвиняемому, а не как свидетелю обвинения. А так у нас ничего не выйдет. Вариантов, собственно, всего два: либо вы мне верите, и тогда мы играем с вами в одну игру, либо нет, и в этом случае я становлюсь нем как рыба. А без моей помощи расследование будет длиться до бесконечности.
— Ну так дайте мне повод считать вас полезным! — Наяма подняла брови домиком. — Пока что я слышу миллион ненужных подробностей, которые никак не помогают следствию. Но факты, факты, Акари, свидетельствуют отнюдь не в вашу пользу.
Рашид вздохнул и жестом предложил Наяме продолжать.
— Хищение денежных средств, подлог, мошенничество, сокрытие доходов, участие в деятельности преступной группы, незаконное хранение оружия, подделка документов, я уже не говорю о подозрении в попытке совершения убийства! — перечислила Наяма.
— Боги, Наяма, вы давите так очевидно… — разочарованно протянул Рашид.
Вечное недовольство следователя, ее стойкое нежелание протянуть ему руку, раздражительный тон, постоянное намерение уколоть, подловить его на неточности, столь отличающееся от нейтрального профессионализма — все это изрядно надоело Рашиду. А более всего его бесили бестолковые и недальновидные, с его точки зрения, действия правоохранителей.
Наяма осеклась и сердито скрестила руки.
— Неужели вы думаете, что Герман идиот? — вкрадчиво поинтересовался Рашид, пользуясь ее молчанием. — Нет, нет и нет! Безусловно, он замел за собой следы. Беспринципная скотина! Решил откупиться мной — это очевидно. И вот полиция с удовольствием вгрызается в брошенную кость… И все счастливы! Конечно, ведь так намного проще! А в это время господин Айтшер смеется вам в лицо.
— Знаете, Рашид, а мне все равно, кто именно из преступников будет отбывать наказание, — холодно произнесла Наяма. — В конечном итоге вы все приходите к нам — так или иначе. Кто-то раньше, кто-то позже. Вы считаете, что между вами и Германом есть какая-то разница? Да бросьте! Вас заложили — и вот в ответ мы имеем "чистосердечное признание". А правда в том, что всех вас нужно сажать на цепь, и вот тогда мы, мирные обыватели, вздохнем спокойно.
— И вас ничуть не волнует, что я могу оказаться невиновным?
— Напоминаю вам, Акари, кое в чем вы уже сами признались, а по другим пунктам против вас имеются доказательства вины.
— Так почему же вы все еще здесь, если для вас все кристально ясно? Зачем раз за разом вызываете меня?
— Скажем так, наши европейские коллеги уделят слишком много внимания вашему делу, чтобы мы могли его просто закрыть. Все должно быть предельно четко.
— А вы хотели бы закрыть, не так ли? Я вас понял, Наяма. Причина, как всегда, лежит на поверхности. Дело в том, что я лично вам не нравлюсь. И поэтому вы не хотите искать доказательства…
— Что за бред вы несете? Причем тут мое личное отношение? — возмутилась Наяма.
— Тогда я, право, теряюсь. В таком случае, получается, что полиция не способна справиться с несложной, по сути, задачей сбора улик?
— Квалификация наших кадров не должна вызывать у вас сомнения!
— К сожалению, от вашей квалификации зависит слишком многое в моей жизни, дорогая Наяма! Вы равняете всех тех, кто совершил когда-то преступление, ставите их на одну доску. А, между тем, история знает немало примеров чистосердечных раскаяний. Еще Пророк говорил: "Всякий сын Адама грешен, лучшие из грешников — кающиеся".
Апостол Петр трижды отрекся от пророка Иисуса, а Джон Ньютон в молодости занимался работорговлей. Впрочем, как и губернатор Ганджу Али, добившийся автономии Хашора...
— Уж не на них ли вы равняетесь? — едко поинтересовалась Наяма.
— Почему бы и нет? Если уж равняться, то на лучших. А на кого, кстати, равняетесь вы? — Рашид кротко улыбнулся. Наяма фыркнула и не удостоила его ответом.
— Вы держите меня взаперти, — продолжил он, — но и сами тыкаетесь в закрытые двери. А я, как никто другой, знаю этот город. Я уверен на сто процентов, что смогу найти доказательства против Германа. Так дайте мне возможность действовать!
— Довольно! — Наяма решительно встала. — Я все больше убеждаюсь в том, что напрасно трачу на вас свое время. Вам нужно пересмотреть свою позицию, Рашид. И научиться отвечать на поставленные вопросы. Ничего иного от вас не требуется. Подумайте об этом.
***
Оставшись в одиночестве, Наяма придвинула к себе записывающее устройство и отмотала пленку назад.
"…полиция с удовольствием вгрызается в брошенную кость… И все счастливы! Конечно…" — послышалось из динамика.
Следователь вздохнула и нажала кнопку записи, накладывая тишину поверх непротокольного разговора. Акари частенько удавалось увести ее в сторону, а потому записи его допросов напоминали решето. Впрочем, Наяма всегда могла объяснить это звонком на мобильный, не относящимся к материалам дела. Тем более, что ни для кого не было секретом, что Кайл имел привычку контролировать местонахождение своей женщины.
***
— Наяма, дочка, нельзя же так долго засиживаться на работе! — Касим с удовольствием потянулся и поднял на Наяму смеющиеся глаза. — Нарыла что-нибудь?
— Нет. У меня такое ощущение, что я хожу по кругу. Кайл держит меня на расстоянии, — раздраженно бросила Наяма.
— Вот как? А я-то думал, у вас с ним все на мази, — усмехнулся Касим. — А что твой Такшака?
— Кто-кто? Не помню такой фамилии…
— Дорогая моя, нужно читать не только оперативные сводки! — расхохотался Касим. — Вообще-то, я имел в виду Акари.
— А этот… Скользкий тип. Считает себя шибко умным, однако пользы от него ноль. Просится в город, добывать доказательства против Айтшера, знаешь ли.
— Скользкий, говоришь? Ну точно, Такшака! — обрадовался Касим. Наяма подозрительно покосилась на него. — Ты что, правда, не знаешь этой истории?
— Ну, просвети меня, Касим, я же вижу, тебе не терпится! — Наяма возвела очи горе.
— Такшака, это индийский мифический змей, один из повелителей нагов, — обстоятельно начал он. — Что-то типа мелкого божка или демона, разве их поймешь! Не первый в пантеоне, не самый могущественный, но, пожалуй, самый удачливый из своих собратьев. Именно из-за него началось Великое Жертвоприношение Змей, в котором на огненном алтаре погибли миллионы ползучих тварей. Но Такшака выжил, спрятался, хотя вся эта свистопляска и затевалась для того, чтобы заманить в огонь именно его. Так он поступал многократно, перекладывая свои дела на других, заводя дружбу с полезными богами, оставляя за собой последнее слово, соблазняя и откупаясь от своих грехов…
— И при чем тут Акари? — прагматично поинтересовалась Наяма. — Уж он-то точно не откупится…
— Не знаю, не знаю, — пробормотал Касим. — По крайней мере, дружками-божками он обзавелся. И Ступица, и Кот-ля-Вилль весьма прозрачно намекают на то, что нам стоит ускориться в расследовании. Конечно, прямых рычагов давления у них нет, но их "косвенные" надоели мне хуже ангольского фунджа*!
"Будь я на твоем месте, уж я бы точно не стала обращать внимание на заморских коллег. Больно ручки их коротки. Здесь наша территория, и мы вершим закон по-своему" — подумала Наяма.
— А знаешь что? Пускай порезвится. Посади его на короткий поводок, да и погляди, вдруг что путное выйдет.
— Я не одобряю таких экспериментов! — отрезала Наяма. — Даже короткий поводок нужно заслужить.
— Уж больно ты грозна, смотри, муж испугается и бросит, — поддел Касим. — Значит так, Наяма. Выводи Акари в город, да прижми как следует. Без его помощи расследование забуксует. Пускай-ка попашет за свою шкуру. Глядишь, годик-другой и скинем ему.
— А если убежит?
— Да куда он денется? С подводной лодки! — хохотнул Касим. — Нет, Наяма, за свой статус свидетеля обвинения он будет держаться до последнего. Правда, держаться-то уже и не за что, учитывая то количество улик, которое ты накопала. Но господину Акари знать об этом совершенно не обязательно, не так ли?
***
* Понимая, что Касим, будучи хашорцем, имеет слабое представление о "горькой редьке", я спросила авторитетную в плане опыта личного проживания в Африке Abobora, какую идиому он мог использовать в этом случае. Весьма любопытный ответ получила я от нее:
[1:40:23] Gilar говорит: можешь назвать какой-нибудь африканский горький фрукт или овощ?
[1:40:43] Gilar говорит: мне нужно перефразировать "горькую редьку".
[1:47:47] Abobora говорит: у них такая ситуация с картофелем, может, тебе поможет. Они не в восторге от того, что мы называем картофелем, но немного про него знают. Они чаще выращивают сладкий картофель — батат.
Но самое важное, что еще они любят маниоку — (уж лучше бы картофель, в самом деле). У нее качество — не горечь, а безвкусность. День напролет, а лучше два они толкут маниоку, чтобы потом сделать из него один большой комок слипшейся манной каши, абсолютно плотной, вязкой, и каждую субботу набивают этим живот вместе с блюдом из 20-и разных трав под названием кулулу. Слава богу, это характерно только для Анголы. Сам этот комок этой гадости они называют "фундж".
[1:50:32] Abobora говорит: Из опыта поедания — фундж камнем опускается в живот, все там слипается, и остается только залечь в гамак. Но для анголан это означает "жизнь удалась".
[1:51:37] Gilar говорит: с другой стороны, если ты не анголец, ощущение от фунджа может быть прямо, как у тебя.
[1:51:42] Abobora говорит: угу, это проблема.
Музыкальный фрагмент: Пикник, "Немое кино".
Комментарии:
|
Mistral (16-11-2012 16:40) | |
| Woot, I will cretialny put this to good use! | |
Страницы: 1 |
